Пусть я и рассказал многое детям про себя, но такие мелочи, как разговор Гоголяна и Сани Пушки в туалете, можно опустить.

— К тому же я позвал друзей. Они как раз скоро подойдут, — продолжил сосед. — Я бы и тебя позвал, если бы ты не был занят.

— Так ты чё, кидаешь меня?! — прямо спросил я.

— Нет-нет, Хиро. Ты чего! — испугался Александр. — Я лишь предупредил, что в любое другое время — да. Но сейчас у меня свои планы. И твои дети сюда никак не входят.

— Может, именно поэтому эти дети и жульничают, что все их игнорируют. Если бы хоть одна блядь согласилась пойти им навстречу и отказалась бы от пикника на заднем дворе… Уверен, дети были бы благодарны.

— Ну зачем ты так! Я же всего лишь учитель, который позвал своих друзей. — Мужик проглотил слюну. — Й-я не могу так просто отказаться от своих слов.

— Не та́к просто. — Я сжал кулаки. — Ты отказываешься ради двенадцати прекрасных детишек, которым необходимо уделить чуточку больше внимания, чтобы они перестали пакостить. Я знаю, почему прошлый учитель не протянул долго. Он был таким же слабаком, как и ты.

— Но Хиро, й-я…

— Головка от хуя! — гаркнул я. — Уходим, пацаны! — махнул я рукой мелким и те сразу же подбежали ко мне. — Веселись со своими дружками, дру-жок…

— Пирожок, — добавил Пушкин и улыбнулся мне.

За ним и остальные, как обезьяны начали:

— Снежок.

— Кружок.

— Рожок.

— Сапожок

…

Последним завершил Ракета, который выдал:

— Электродвижок.

Я плакал от смеха.

— Пацаны, вы не уловили суть, но было очень смешно. Ваши таланты, да в нужное русло… Ох!.. Ладно, идём учиться плавать на озеро. Здесь же есть озеро?.. в вашей Петровке?

— Ага, — активировался Чехословак. — Сейчас покажу. Тут неподалёку озерцо интересное спряталось за голограммой.

— Как это «спряталось за голограммой»?

— Он хотел сказать, что за магазинами тоже такой же дремучий лес. Пусть не такой, как за ограждением, но начало положено ещё в Петровке. И среди леса есть полянки, — начал объяснять Пушкин. — Так вот, одна полянка только имитирует полянку. На самом деле там вода. Кто-то голограмму полянки установил над озером. Видимо, не хотят, чтобы туда ходили.

— Директор об этом что-то знает? — поинтересовался я.

— Конечно знает, — сразу же ответил Гоголян. — Все об этом озере знают. Но никто туда не ходит.

— А зачем тогда голограммой всё закрывать?

— Так вот никто и не знает. Может, от нас прячут, чтобы мы не ходили. Хотя мы не дураки, чтобы ходить туда.

— Мы-то и плавать не умеем, — подключился Жук. — Зачем нам такая битва, где против нас непосильный враг.

— А если битвы не избежать? — решил я изменить взгляды хотя бы одного из мелких.

— Тогда нам кранты, как говорил один из моих знакомых.

— А если мы из непосильного врага сделаем посильного?.. Вы будете сражаться?

— Если битвы не избежать, как ты говоришь, тогда будем. Хотя мы в любом случае сражались бы, если бы битвы нельзя было бы избежать. Но раз битвы нет, а ты придумал её, тогда битву можно…

— Толстый, не надо. Вот здесь твоё подключение было необязательным. Забудем о битве. Я хотел передать другое. Если скрыли озеро от вас, потому что вы не умеете плавать, то теперь мы пойдём к тому самому озеру и я научу вас этому лёгкому «ремеслу». И вот тогда вы полюбите воду. Вы почувствуете ту самую магию, которую чувствуя я, когда окунаю голову в жару.

— Голову в жару окунаешь?! — удивился Достоевский.

— Да я про воду говорю, Топор! Окунаю голову в воду. Но в жару этот эффект становится магическим. Ведь после окунания… окунения… в общем, когда я освежился, то чувствую себя прекрасно в жару. Если бы мне пришлось выбирать, что окунуть, между головой и остальным телом, то я не задумываясь выбрал бы голову. Короче, вы сейчас всё увидите и почувствуете сами.

— Димон, так давай мы только головы и окунём! Парни, поддержите меня! — крикнул Жук.

— Жук прав.

— Да, я полностью поддерживаю Жука.

— Угомонитесь! Я иду с вами, чтобы вы́ получили удовольствие. А настоящее удовольствие вы получите только тогда, когда лишитесь страха воды. Научитесь плавать и будет вам счастье.

— А как долго учатся плавать в твоём мире? — спросил Булгаков.

— Профессор! Ты научишься плавать за пять минут. Обещаю. Нам прямо? — уточнил я.

Дети быстренько показали дорогу.

Как оказалось, озеро действительно расположилось неподалёку от магазинов. Примерно на таком же расстоянии, как и мавзолей бабенции Гоголяна, только в другой стороне. Если смотреть со стороны перекрёстка, то прямо шёл лес, слева — магазины, а справа — мой дом. Так вот прямо в лесу находился мавзолей, а слева за магазинами тоже был лес, где находилось нужное нам озеро.

Хотя зачем я так подробно рассказываю о каком-то озере, когда мы к нему уже пришли и готовы опробовать.

На самом деле говорю только потому, что увидел голограмму полянки внушительных размеров. Метров сто в длину и пятьдесят в ширину. Нехилая такая голограмма.

Конечно, удивляться я не стал, но не мог не поделиться с вами такой находкой.

— Ну, кто первый? — улыбнулся я. — Толстый!.. Может, ты?

Лев Николаевич покрутил головой.

— Там Жук хотел победить врагов. Пусть он лезет.

— Э, ты чего на меня всё валишь! Совсем охренел уже! — Георгий Константинович посмотрел на меня и сказал: — Пусть Форточник лезет. Или Профессор. Или Химик. Или кто-то ещё. Я первым не полезу. В этот раз…

— В этот раз пойдёт Саня Пушка, — закончил я.

— А почему я?! Не понял, это шутка такая?!

— Нет. У меня давно руки чешутся. Но раз мы больше или хотя бы на время не враждуем, а я теперь буду обучать вас плавать, то первым пойдёшь ты. Можешь с собой Гоголяна прихватить.

Голограмма полянки, которая действительно выглядела как полянка, резко «исчезла».

Я напрягся.

— Вы же ничего не подстраивали, верно?!

Дети, уже́ зная, что их учитель не читает мысли, да и вообще является обычным человеком, ответили, что это не они.

Интересно, а можно ли было им верить?

Глава 13. Проблемы из кустов

Ну… не верить — это вполне естественная моя реакция. Так может, сто́ит в этот раз изменить свой взгляд.

— Парни, я не шучу. Если это вы, то просто скажите, что это вы, и я закрою на ваши фокусы глаза. Если же нет, тогда объясните, кто это мог быть.

— Да никто это не мог быть, — попытался успокоить меня Пушкин, хотя в голосе почувствовался страх. Может, Пушкин и сам не знал, что это или кто это. — Ты не волнуйся, Димон. Мы ничего не подстраивали.

— Голограмма иногда барахлит, — подключился Гагарин.

— Ракета дело говорит, — поддержал Толстый. — Сам видел, как в туалете зеркало исказило моё тело и я стал гораздо толще.

— Да куда уже толще! — выкрикнул Гоголян.

Послышались шорохи за нашими спинами. А так как мы были в лесу, то можно смело говорить, что среди диких лесных кустов промчалось какое-то существо. И я сейчас не вру, поскольку шорохи напоминали человека или животного, бегающего среди густых изумрудных кустов.

— Тихо всем! — пришлось рявкнуть. — Не шумите, — спокойно добавил я. — Вы слышите эти шорохи в кустах?

— Да это ветер, — сразу же высказался Форточник. — У нас тут таки́е ветра бывают, что иногда сносят деревья. Помню, у нас крышу ураганом снесло. То есть снесло дерево, которое снесло нам крышу. Так что не волнуйся, Димон.

Я на секунду решил поверить и в это.

А зачем лишний раз думать о детях плохо. К тому же энергетически чувствовалось, что детишки стали более добрыми, что ли.

Ощущение, будто моя правдивая история про свой мир — это то самое, чего так не хватало детям.

И дело здесь в искренности.

Видимо, детишки недополучали её с самого рождения и по сей день, посему и вели себя слегка странновато.

— Ладно, ребята. — Я посматривал то в сторону кустов, то на детей. — Ну так что, идём плавать? Пушкин, ты готов? Другого варианта нет. Лучше сразу соглашайся, чтобы первым ощутить магию.